Мизулина и кондуит

Госпожа Мизулина не успокаивается и продолжает всячески защищать права детей от всего и вся, включая самих детей. Свежий законопроект, внесенный Мизулиной на рассмотрение Госдуры, предусматривает полный запрет посещения детьми торговых учреждений, где им теоритически могут продать алкоголь, сигареты. или где ребенок может просто увидеть бутылки с запретными напитками.
Судя по всему, мадам Мизулина давненько уже не посещала магазины для быдла, виноват, для нас с вами. Для Мизулиной и ей подобных напоминаю: в нашей стране вообще и в Санкт-Петербурге в частности стараниями властей воцарилось царство торговый сетей. На каждом углу “пятерочки”, “полушки”, “копеечки” и прочие “перекрестки” с “каруселями”. Названия разные, а устроены торговые точки одинаково – первым делом, что видит покупатель, это несколько метров водки, вина и пива. Плюс широкий выбор табачных изделий на кассе. Как ни выеживайся, а пройти к витрине с конфетами, мороженым или хлебом, не изучив ассортимент алкоголя, просто невозможно. Да и в несетевых магазинах винный отдел присутствует практически всегда, поскольку именно алкоголь и сигареты делают выручку.
Спрашивается: если мама послала несовершеннолетнее дите за хлебом, то куда дитю идти?

Ну и кусочек классики в качестве дополнения. Сам бы не вспомнил, подглядел в Фейсбуке:

«Наполеон» и кондуит

В кондуит я попал очень скоро.
Надо было докупать кое-какие учебники. С мамой и братишкой мы поехали в Саратов.
Занятия уже начались. Заполнилась первая страница гимназического дневника. Повернулись первые страницы учебника, открывшие массу важного и интересного. Я чувствовал себя весьма ученым. Пароходик «Клеопатра», на котором мы ехали, шел мимо давно знакомого острова Осокорья. А я уже видел не просто остров, но «часть суши, со всех сторон ограниченную водой»…
В Саратове, купив учебники, мы зашли сниматься. Фотограф навеки запечатлел негнущуюся фуражку с гербом и новые ботинки. Потом мы гуляли по Немецкой. Фуражка стояла над головой, как венец у святых на иконе. Ботинки скрипели и пели, будто орган.
Мы зашли в кафе-кондитерскую «Жан». Мама заказала кофе с пирожными «наполеон». В кафе было прохладно и полутемно. В зеркале блестели герб моей фуражки и носки ботинок. Напротив сидел невероятно прямой, сухой господин в форменной фуражке. Господин разговаривал с дамой и смотрел в нашу сторону. Глаза у него были тусклые, снулые, как у рыбы на кухонном столе. Я вгляделся в него и… «наполеон» застрял у меня в глотке, как в снегах России. Это был наш директор — Ювенал Богданович Стомолицкий.

Я вскочил с губами, липкими от волнения и пирожного. Я поклонился. Сел. Опять встал. Директор кивнул головой и отвернулся.
Мы вышли. По дороге, у дверей, я еще раз поклонился. День был испорчен. «Наполеон» беспокойно бурчал в животе…
На другой день на большой перемене в класс вошел наш классный наставник. Он потребовал мой дневник и на кондуитной страничке написал:

«Воспитанникам средних учебных заведений воспрещается посещать кафе, хотя бы и с родителями».

Второгодник Кузьменко, взглянув на запись, сказал:
— Эге! Здорово! Это ловко: уже в кондуит попал. Молодец, брат. Хвалю за храбрость!
Я, признаться, сначала здорово струсил. Но тут приободрился. Равнодушно пожал плечами:
— Втяпался. Черт с ним!
А кондитерские с тех пор мы стали называть «кондуитерские».

(с) Лев Кассиль, “Кондуит и Швамбрания”