Предвыборное

Смотрю новости, из Америки сообщают, что у Барака Обамы неожиданно нашлась тетушка-нелегалка. Очень, надо сказать, вовремя нашлась. Хотя нелегально в Америке живет не первый год. И вспомнился мне рассказ Марка Твена

КАК МЕНЯ ВЫБИРАЛИ В ГУБЕРНАТОРЫ

Несколько месяцев назад меня как независимоговыдвинули кандидатом на должность губернатора великого штата Нью-Йорк.Две основные партии выставили кандидатуры мистера Джона Т. Смита имистера Блэнка Дж. Бланка, однако я сознавал, что у меня есть важноепреимущество пред этими господами, а именно: незапятнанная репутация.Стоило только просмотреть газеты, чтобы убедиться, что если они и быликогда-либо порядочными людьми, то эти времена давно миновали. Былосовершенно очевидно, что за последние годы они погрязли во всевозможныхпороках. Я упивался своим превосходством над ними и в глубине душиликовал, по некая мысль, как мутная струйка, омрачала безмятежную гладьмоего счастья: ведь мое имя будет сейчас у всех на устах вместе сименами этих прохвостов! Это стало беспокоить меня все больше и больше.В конце концов я решил посоветоваться со своей бабушкой. Старушкаответила быстро и решительно. Письмо ее гласило:
     “Завсю свою жизнь ты не совершил ни одного бесчестного поступка. Ниодного! Между тем взгляни только в газеты, и ты поймешь, что за людимистер Смит и мистер Блэнк. Суди сам, можешь ли ты унизиться настолько,чтобы вступить с ними в политическую борьбу?”
     Именно этои не давало мне покоя! Всю ночь я ни на минуту не сомкнул глаз. В концеконцов я решил, что отступать уже поздно. Я взял на себя определенныеобязательства и должен бороться до конца. За завтраком, небрежнопросматривая газеты, я наткнулся на следующую заметку и, сказать поправде, был совершенно ошеломлен:
     “Лжесвидетельство.Быть может, теперь, выступая перед народом в качестве кандидата вгубернаторы, мистер Марк Твен соизволит разъяснить, при какихобстоятельствах он был уличен в нарушении присяги тридцатью четырьмясвидетелями в городе Вакаваке (Кохинхина) в 1863 году? Лжесвидетельствобыло совершено с намерением оттяпать у бедной вдовы-туземки и еебеззащитных детей жалкий клочок земли с несколькими банановымидеревцами – единственное, что спасало их от голода и нищеты. В своих жеинтересах, а также в интересах избирателей, которые будут, как надеетсямистер Твен, голосовать за него, он обязан разъяснить эту историю.Решится ли он?”
     У меня просто глаза на лоб полезли отизумления. Какая грубая, бессовестная клевета! Я никогда не бывал вКохинхине! Я не имею понятия о Вакаваке! Я не мог бы отличитьбананового дерева от кенгуру! Я просто не знал, что делать. Я былвзбешен, но совершенно беспомощен.
     Прошел целый день, а я так ничего и не предпринял. На следующее утро в той же газете появились такие строки: “Знаменательно!Следует отметить, что мистер Марк Твен хранит многозначительноемолчание по поводу своего лжесвидетельства в Кохинхине!”
    (В дальнейшем, в течение всей избирательной кампании эта газетаназывала меня не иначе, как “Гнусный Клятвопреступник Твен”.)
     Затем в другой газете появилась такая заметка:
     “Желательноузнать, не соблаговолит ли новый кандидат в губернаторы разъяснить темиз своих сограждан, которые отваживаются голосовать за него, однолюбопытное обстоятельство: правда ли, что у его товарищей по бараку вМонтане то и дело пропадали разные мелкие веши, которые неизменнообнаруживались либо в карманах мистера Твена, либо в его “чемодане”(старой газете, в которую он заворачивал свои пожитки). Правда ли, чтотоварищи вынуждены были наконец, для собственной же пользы мистераТвена, сделать ему дружеское внушение, вымазать дегтем, вывалять вперьях и пронести по улицам верхом на шесте, а затем посоветоватьпоскорей очистить занимаемое им в лагере помещение и навсегда забытьтуда дорогу? Что ответит на это мистер Марк Твен?”
     Можноли было выдумать что-либо гнуснее! Ведь я никогда в жизни не бывал вМонтане! (С тех пор эта газета называла меня “Твен, Монтанский Вор”.)
     Теперь я стал развертывать утреннюю газету с боязливойосторожностью, – так, наверное, приподнимает одеяло человек,подозревающий, что где-то в постели притаилась гремучая змея.
     Однажды мне бросилось в глаза следующее:
     “Клеветникуличен! Майкл О’Фланаган-эсквайр из Файв-Пойнтса, мистер Снаб Раффертии мистер Кэтти Маллиган с Уотер-стрит под присягой дали показания,свидетельствующие, что наглое утверждение мистера Твена, будто покойныйдед нашего достойного кандидата мистера Блэнка был повешен за грабеж набольшой дороге, является подлой и нелепой, ни на чем не основаннойклеветой. Каждому порядочному человеку станет грустно на душе при видетого, как ради достижения политических успехов некоторые люди пускаютсяна любые гнусные уловки, оскверняют гробницы и чернят честные именаусопших. При мысли о том горе, которое эта мерзкая ложь причинила ни вчем не повинным родным и друзьям покойного, мы почти готовыпосоветовать оскорбленной и разгневанной публике тотчас же учинитьгрозную расправу над клеветником. Впрочем, нет! Пусть терзаетсяугрызениями совести! (Хотя, если наши сограждане, ослепленные яростью,в пылу гнева нанесут ему телесные увечья, совершенно очевидно, чтоникакие присяжные не решатся их обвинить и никакой суд не решитсяприсудить к наказанию участников этого дела.)”
     Ловкаязаключительная фраза, видимо, произвела на публику должное впечатление:той же ночью мне пришлось поспешно вскочить с постели и убежать из домучерным ходом, а “оскорбленная и разгневанная публика.” ворвалась черезпарадную дверь и в порыве справедливого негодования стала бить у меняокна и ломать мебель, а кстати захватила с собой кое-что из моих вещей.И все же я могу поклясться всеми святыми, что никогда не клеветал надедушку мистера Блэнка. Мало того – я не подозревал о его существованиии никогда не слыхал его имени.
     (3амечу мимоходом, что вышеупомянутая газета с тех пор сталаименовать меня “Твеном, Осквернителем Гробниц”.)
     Вскоре мое внимание привлекла следующая статья:
     “Достойныйкандидат! Мистер Марк Твен, собиравшийся вчера вечером произнестигромовую речь на митинге независимых, не явился туда вовремя. Втелеграмме, полученной от врача мистера Твена, говорилось, что его сшибмчавшийся во весь опор экипаж, что у него в двух местах сломана нога,что он испытывает жесточайшие муки, и тому подобный вздор. Независимыеизо всех сил старались принять на веру эту жалкую оговорку и делаливид, будто не знают истинной причины отсутствия отъявленного негодяя,которого они избрали своим кандидатом. Но вчера же вечером некиймертвецки пьяный субъект на четвереньках вполз в гостиницу, гдеприживает мистер Марк Твен. Пусть теперь независимые попробуютдоказать, что эта нализавшаяся скотина не была Марком Твеном. Попалсянаконец-то! Увертки не помогут! Весь народ громогласно вопрошает: “Ктобыл этот человек?””.
     Я не верил своим глазам. Не можетбыть, чтобы мое имя было связано с таким чудовищным подозрением! Ужецелых три года я не брал в рот ни пива, ни вина и вообще никакихспиртных напитков.
     (Очевидно, время брало свое, и я стал закаляться, потому что безособого огорчения прочел в следующем номере этой газеты свое новоепрозвище: “Твен, Белая Горячка”, хотя знал, что это прозвище останетсяза мной до конца избирательной кампании.)
     К этому времени на мое имя стало поступать множество анонимных писем. Обычно они бывали такого содержания:
     “Что скажете насчет убогой старушки, какая к вам стучалась за подаянием, а вы ее ногой пнули?
     Пол Прай”.
     Или:
     “Некоторыеваши темные делишки известны пока что одному мне. Придется вамраскошелиться на несколько долларов, иначе газеты узнают кое-что о васот вашего покорного слуги.
     Хэнди Энди”.
     Остальные письма были в том же духе. Я мог бы привести их здесь, но думаю, что читателю довольно и этих.
     Вскоре главная газета республиканской партии “уличила” меня вподкупе избирателей, а центральный орган демократов “вывел меня начистую воду” за преступное вымогательство денег.
     (Таким образом, я получил еще два прозвища: “Твен, Грязный Плут” и “Твен, Подлый Шантажист”.)
     Между тем все газеты со страшными воплями стали Требовать “ответа”на предъявленные мне обвинения, а руководители моей партии заявили, чтодальнейшее молчание погубит мою политическую карьеру. И словно длятого, чтобы доказать это и подстегнуть меня, на следующее утро в однойиз газет появилась такая статья:
     “Полюбуйтесь-кана этого субъекта! Кандидат независимых продолжает упорноотмалчиваться. Конечно, он не смеет и пикнуть. Предъявленные емуобвинения оказались вполне достоверными, что еще больше подтверждаетсяего красноречивым молчанием. Отныне он заклеймен на всю жизнь!Поглядите на своего кандидата, независимые! На этого ГнусногоКлятвопреступника, на Монтанского Вора, на Осквернителя Гробниц!Посмотрите на вашу воплощенную Белую Горячку, на вашего Грязного Плутаи Подлого Шантажиста! Вглядитесь в него, осмотрите со всех сторон нскажите, решитесь ли вы отдать ваши честные голоса этому негодяю,который тяжкими своими преступлениями заслужил столько отвратительныхкличек и не смеет даже раскрыть рот, чтобы опровергнуть хоть одну изних”.
     Дальше уклоняться было уже, видимо, нельзя, и,чувствуя себя глубоко униженным, я засел за “ответ” на весь этот ворохнезаслуженных грязных поклепов. Но мне так и не удалось закончить моюработу, так как на следующее утро в одной из газет появилась новаяужасная и злобная клевета: меня обвиняли в том, что я поджегсумасшедший дом со всеми его обитателями, потому что он портил вид измоих окон. Тут меня охватил ужас. Затем последовало сообщение о том,что я отравил своего дядю с целью завладеть его имуществом. Газетанастойчиво требовала вскрытия трупа. Я боялся, что вот-вот сойду с ума.Но этого мало: меня обвинили в том, что, будучи попечителем приюта дляподкидышей, я пристроил по протекции своих выживших из ума беззубыхродственников на должность разжевывателей пищи для питомцев. У меняголова пошла кругом. Наконец бесстыдная травля, которой подвергли менявраждебные партии, достигла наивысшей точки: по чьему-то наущению вовремя предвыборного собрания девять малышей всех цветов кожи и в самыхразнообразных лохмотьях вскарабкались на трибуну и, цепляясь за моиноги, стали кричать: “Папа!”
     Я не выдержал. Я спустил флаг и сдался. Баллотироваться надолжность губернатора штата Нью-Йорк оказалось мне не по силам. Янаписал, что снимаю свою кандидатуру, и в порыве ожесточенияподписался:
     “С совершенным почтением ваш, когда-то честный человек, а ныне:Гнусный Клятвопреступник, Монтанский Вор, Осквернитель Гробниц, БелаяГорячка, Грязный Плут и Подлый Шантажист Марк Твен”.

Перевод Н.Треневой

Текст позаимствован с сайта Марк Твен – Лучшие рассказы