Мой родной язык

Помните, в “Семнадцати мгновениях весны” радистка Кэт обещает кричать “Мама!” по-немецки?
Мой первый опыт пребывания под общим наркозом запомнился конфузом.
С зубьями у меня всегда были проблемы, в третьем классе запустил верхнюю правую семерку до состояния полного безобразия. Сам зуб развалился, оставив нехилое дупло и флюс во всю щеку. Гнойник получился опасный, в районной стоматологии отругали и дали направление в больницу имени Раухфуса. Там рентген и направление под нож. На следующий день закинули на каталку, отвезли в операционную, маску с эфиром на морду и…
Очухался уже в палате, во рту куча марли с антисептиком. Сестричка забежала проведать как я. Увидела что я прочухался, чего-то покраснела, хохотнула в кулак и удрала. Ну, мне как-то не до грибов было, с непривычки от наркоза дюже хреново себя чувствовал. Короче, под это хихиканье я до утра с перерывами на отключку дотерпел.
Утром меня опять на каталку и в операционную, на осмотр. Там народ мелкой дрожью при виде меня трясется, тихо ржут в маски, сволочи. Только хирург себя в руках держит. Хотя в глазах бесенята хоровод затеяли. Поковырялся он у меня в пасти, заменил что надо. А потом тихонько так, что другие не слышали, интересуется:
– А ты с кем живешь?
Я кое-как мямлю “ш мамой”.
– А мама кем работает?
“Шанитаркой”, шепелявлю.
– А, ну тогда все ясно!
Что ясно? Молчит, только глаза хохочущие.
И только перед самой выпиской он мне рассказал: когда зубодрательные процедуры закончили и с моей пасти сняли распорки, я обложил медиков отборнейшим матом.