Мистика войны

В комментариях к “Белому тигру” написал:
Чтобы показать мистику войны совершенно необязательно придумывать танк-призрак и снабжать танкиста живучестью Супермена. Каждый фронтовик… Да просто любой, кто пережил войну, может вспомнить что-то совершенно фантастическое, необъяснимое.
Я не фронтовик, но кое-что слышал.

Работала на Московской Сортировочной баба Оля. Угрюмая, необщительная “на гренадера деланая” особа, предпенсионного возраста. Обращение к себе “тетя Оля” или “баба Оля” не терпела, поскольку была “двуснастной” – гермафродитом, с мужским и женским комплектами половых признаков. Исключением была моя матушка, с которой у Ольги сложились полуприятельские отношения. Вот матушке баба Оля и рассказывала:
когда война началась, Оля с семьей жила в Рыбацком. Сейчас это еще один микрорайон Питера, а еще в семидесятых там самая натуральная деревня была. Деревянные домишки, колодцы, огороды… Вот прямо на огороде олиного дома устроили огневую точку – зенитку поставили. Денитку, как баба Оля говорила… Рядом траншею выкопали, чтобы прятаться от бомбардировок. Только гражданским в траншею прятаться не разрешали, во время тревоги прятались в большом погребе.
Первое время “денитка” на огороде только смешила. Потом, когда налеты стали чаще и злее, стало не до смеха. В Рыбацком каждый день сгорал чей-то дом, кого-то хоронили… Олин дом разнесли в щепки едва ли не в первый налет. В зенитку целились, да промахнулись чуток. Только погреб и уцелел. Восстанавливать дома было некогда, да и смысла не имело – уже объявили, что население полностью переселят в Ленинград.
Незадолго до переселения фашист окончательно озверел. Рыбацкое уже не только бомбардировали, но и обстреливали из пушек. Все, кто еще оставался жив, спрятались в подполе Олиного дома. Других укрытий уже попросту не было… Единственный мужик, председатель сельсовета и коммунист с дореволюционного года, сказал:
– Молитесь, бабы. Только на Бога и надежда…

…Стрелять и бомбить закончили только с наступлением темноты. Когда вылезли из погреба, то с ужасом увидели: вокруг не осталось ни одного клочка земли, не вывернутого взрывом. Раскуроченная зенитка была наполовину засыпана землей, а на месте траншеи с боевым расчетом зияла огромная воронка.
С того дня Ольга полностью оглохла. То ли контузия, то ли что… Не знаю. Во время войны врачам других забот хватало, а после уже и Ольга свыклась с глухотой. Жила, работала… Иногда, правда, жалела, что не слышит, скучала по шелесту листьев да барабанной дроби дождя. Посидит, бывало, Ольга, поплачет, судьбу свою уродскую кляня… Бывало, и рюмочку примет. В один из таких вечеров случилось нечто. То ли по дороге с работы домой, то ли еще как, но угодила Ольга в сплошнейший туман. Прям как молоко в воздухе, ни вперед не видать, ни сзади. Вышел из тумана старичок, подошел к Ольге и говорит:
– Ты, дочка, не горюнься, вернется к тебе слух…
И точную дату назвал.
Ольга так обалдела, что слышит голос старика, что даже не заметила куда тот ушел. И туман тут же рассеялся…
Прошло года два, наверное. Ольга про старика забыла напрочь. Мало ли что привидится? Отработала очередную “черную” субботу, пришла домой, и свалилась в постель как убитая.
А в воскресенье утром вскочила с кровати как от взрыва! В открытое окно врывался колокольный звон стоявшей неподалеку церквушки.
Вернулся слух. Точно в тот день, про который говорил старичок.