Славка…

Со Славкой нас свела судьба тридцать лет назад, когда меня вышибли из школы 154 и, после долгих перефутболиваний, взяли в школу 163. Запихнули сперва в пятый «Б». Но там я не прижился, для одноклассников был явно чужим, да и с классным руководителем, ботаничкой Олимпиадой Семеновной, сразу возникла взаимная неприязнь. Я снова засел дома, наотрез отказавшись идти в школу. Добавил матушке головной боли, пришлось ей снова к директору школы идти, объясняться… Снова встал вопрос куда меня девать.

Спасла нас всех Галина Николаевна Малюшицкая. Пришла к нам в комнатку на Тверской, поговорила с мамой и взяла в свой пятый «А».

Не скажу, что в новом классе сразу все стало хорошо. Новенький, дохляк, на перемене к стенке жмется. Ну его… А я к стенке жался не от хорошей жизни. Школа новая, никого не знаю, да еще моя дурацкая память на лица. Вернее, ее полное отсутствие. Отстанешь от класса и что потом? Бегать по всем кабинетам, спрашивать не тут ли мой класс сидит?

На мое счастье был в классе запоминающийся персонаж. Кто смотрел программу «Вокруг смеха» (ее сейчас частенько повторять стали), то наверняка помните поэта-пародиста Александра Иванова. Вот у нас в классе была его двенадцатилетняя копия. Длинный, тощий, ходил будто циркуль. Такое чудо ни с кем не перепутаешь, идеальный ориентир. Но на всякий случай я держал дистанцию.

Так я таскался с «циркулем» дня два. А на третий день случился урок физкультуры. У меня было освобождение от физ-ры, как оказалось, у «циркуля» тоже. Сидеть рядом на скамейке в спортзале и за весь урок не перекинуться хоть словом? О чем болтали уже не вспомню, да и не важно это. Из спортзала вышли уже вместе. Потом выяснилось, что оба любим «Москву-Кассиопею», и что вот завтра по телевизору опять показывать будут. «А у нас телевизор сломан, кинескоп менять надо.» — «Приходи ко мне. Правда, у нас тоже кинескоп старый, но смотреть можно.» — «А ты где живешь?» — «На Суворовском, тут рядом»…

Сколько мы потом фильмов вместе пересмотрели, сколько книжек перечитали. Я затащил его в игротеку, научил в тамошний настольный хоккей играть. Вы такой хоккей и не видели, небось. Славка же привил мне любовь к хоккею настоящему. Играть оба не могли — у меня гломерулонефрит, у Славки врожденный порок сердца. Но болели страстно! Потом у Славки появился фотоаппарат, простенькая «Смена-8М». Сколько мы пленок вместе отфотили, сколько снимков напечатали…

После восьмого класса развела нас судьба. Славка дальше учиться пошел, я в ПТУ направился. А потом еще нам пришлось спешно ретироваться с Тверской… Когда нашу квартиру кипятком заливало, чтобы вызвать аварийку мне пришлось в четыре утра бежать к Славке. Другого телефона поблизости просто не было. Как он тогда обалдел, когда посреди зимы увидел меня с обледенелым зонтом в руках…

Когда перебрались на Большевиков, видеть стали реже. И телефона в квартире не было, не созвониться, не поболтать. Но все же связь держали. Когда у меня появилась первая персоналка, Славка приезжал в компьютерный хоккей играть. После развала Союза с работой стало туго, я пристроил Славку в наш маленький компьютерный отдел в книжном магазине «Энергия». Там потихоньку обучил друга азам торговли и компьютерной грамотности. С гордостью могу сказать, что ученик превзошел учителя.

Все это время Славка как бы догонял меня. Я старше на несколько месяцев, мне осенью стукнет 42 — он второго июня меня догоняет. Мне в сентябре 43 — Славка в июне опять сровняет. Но вот мне стукнуло 44, а Славка…

А Славка умер.

Кэп, я помню, что ты мусульманин. Но ты же знаешь мое мнение: мы идем к одному Богу, только разными дорогами.

Упокой, Господи, душу новопреставленного раба Твоего, друга моего Славки.